Мягкая ткань. Книга 2. Сукно - Страница 55

Все это она объясняла ему прямо, твердо, звонким, сухим от напряжения голосом, глядя в глаза, сначала он смотрел ей в глаза ответно и так же прямо, не отрываясь, но потом Даня вдруг склонил голову вниз, посмотрел в пол и обнаружил Мари уже рядом с собой, на ручке кресла, причем она также быстро и напряженно говорила, обхватив его затылок сухой горячей ладонью, наконец она сползла к нему на колени и перестала говорить, потому что теперь он закрыл ей рот своим ртом и она могла только мычать, а потом и это прекратилось, и они начали делать что-то такое, чего давно не делали, о чем он забыл и думать, а оказывается – ничто не было ими забыто и ни один штрих никуда не пропал, она была по-прежнему требовательна и наивна, и все по-прежнему происходило бурно и чересчур быстро.

Надины предположения о том, что их ночи в Москве будут монашеские, тревожные и скованные присутствием Яна, не подтвердились – Ян ночевал в своей комнате на Малой Дмитровке только изредка, где же ты пропадаешь, послушай, не выдержав, спросила его Надя, а что, расхохотался Ян, вам без меня плохо, да нет, нам хорошо, улыбнулась Надя, я просто не понимаю, а что тут было понимать, за эти дни он трижды (!) появлялся в их компании с разными женщинами, кстати, о вечерах, это всегда был театр или балет, или музыка, в дорогой ресторан они с Даней идти наотрез отказывались, хотя Ян постоянно приглашал, в конце концов, он сказал напрямик, что угощает, но им этого совсем не хотелось, цены везде были просто непомерные, как вы тут живете, удивлялся Даня, да как-то так, смеялся Ян, выход всегда найдется.

Все три женщины Яна были совсем разные, одна, жгучая брюнетка, как говорил Ян, из Персии, представитель Коминтерна по имени Тамара, одевалась непривычно ярко, но была скромна, молчалива, и хотя говорила по-русски хорошо, но как-то очень мало, зато смотрела на Яна преданными глазами и следила за каждым его вздохом, было видно, что ему это немножко в тягость, но он держался молодцом, шутил, веселился, купил после представления в театре комедии на Тверской букет огромных цветов, горячие пирожки, затащил их все-таки в какую-то пивную и долго рассказывал про то, какие бывают нравы у восточных народов: женщина, по Корану, не может выйти одна на улицу, а если выйдет, ее закидают камнями или отрежут голову, вот так, показывал Ян ребром ладони, на них оглядывались, а он хохотал, Даня улыбался, Тамара улыбалась тоже, но было видно, что ей этот разговор не очень приятен.

Другая, Ида, была еврейка современного типа, рослая и рыжая, она беспрерывно смеялась, шутила, рассказывала о своей работе в школе, по новой системе Штайнера, где дети сначала учатся делать из дерева шары и продолговатые брусочки, а потом уже садятся читать и писать, это развивает в них чувство коллективизма и природное чувство гармонии, но если бы вы видели, какие это смешные ребята, эти мальчики просто липнут ко мне взглядами, как будто раздевают, мне правда неудобно, мне кажется, что сразу после урока они бегут в уборную и делают там свои маленькие грязные дела, вы меня понимаете. Это неудивительно, буркнул Ян. Вообще он был очень недоволен в этот вечер, мрачно молчал, что было на него совсем непохоже, и бросал на Иду взгляды, полные тяжелого упрека, но она их совершенно не замечала. Они шли по улице из Большого театра, не зная, куда податься дальше. Этот разговор особенно контрастировал с тем, что они только что видели на сцене, изысканный, мрачный, полный напряженной страсти и изящных формальных приемов спектакль «Дочь фараона» с Гердт в главной роли, хотелось говорить о высоком, о ярком, или хотя бы молчать, но Ида продолжала настаивать на своем, в общем-то, Надя с ней примирилась, но из Иды каким-то невероятным потоком шла всепобеждающая любовь к себе, к своему телу, к своим рукам, ногам, запахам, походке, это было так очевидно, что немного смущало, казалось, что вся Ида совершенно прозрачна, что сквозь пальто видны все ее волоски и острые лодыжки, соски и колени, это было странно, Надя смутилась, а Ян все никак не мог избавиться от своей подруги, верней, ему нужно было избавиться от них и пойти с Идой, слиться с ее природной силой в едином порыве, но он что-то никак не хотел их бросать и страшно мучился.

Третья, простая русская девушка из Тамбовской губернии, Татьяна, приехавшая в Москву из голодного страшного края, где еще творились жуткие вещи, убивали коммунистов, жгли леса, отравляли колодцы, обо всем этом она рассказала скороговоркой, она была простой комсомолкой в довольно скромном плаще, под плащом была юбка чуть ниже колена, черная блузка, красный бантик в петлице, каждый день Татьяна ходила на митинги, демонстрации и собрания, но иногда все же выкраивала время «для культуры» и для Яна, которого тоже нежно любила. Татьяну уж точно надо было накормить, и они пошли в столовую Наркомпросса после кино, тут у Яна был пропуск, и они сидели, весело поедая картошку с селедкой.

Вот на ней ты можешь жениться, сказала Надя на следующее утро, когда Ян зашел на завтрак, он сидел немного отрешенный и даже не отреагировал, казалось, что он сам устал, послушай, осторожно сказал Даня, может быть, ты не ночуешь, чтобы нас не стеснять, да вы что, ребята, засмеялся Ян, не надо делать из меня ангела, просто так совпало, я умею доставать билеты, у меня знакомые во всех московских театрах, ну и вот, глупо же ходить в театры одному, вот так и получается, порой, конечно, возникают некоторые отношения, но ведь вы, я надеюсь, современные люди, вы не придаете буржуазному институту брака такого значения, как наши родители, не правда ли, да что с тобой, может быть, ты заболел, тревожно спросила Надя, да ничего я не заболел, просто эта комсомолка Татьяна вымотала из меня все силы, она всю ночь мне рассказывала, как раскроется творческий потенциал женщины при коммунизме, что женщины будут писать стихи, конструировать дома и машины, командовать армиями, кто ей все это наплел, они облегченно засмеялись, но Ян был грустный. В этот вечер он ночевал дома, спал за ширмой, иногда сопел и стонал. Даня, обняв ее, лежал тихо. Надя тоже лежала с открытыми глазами и думала о том, что с ее мужем происходит что-то странное, он как будто с ней и как будто не с ней, казалось, что тут, в Москве, на него упала какая-то страшная тяжесть, может быть, он узнал на работе что-то такое, о чем ей не говорил, может быть, ему не нравится вся эта жизнь – шумная, чужая и бессмысленная, а может быть, он кого-то встретил, подумала Надя, и в этот момент раздалось три страшных взрыва где-то вдалеке, один за другим, и Даня вскочил, тяжело дыша…